Неточные совпадения
С производством в чины и с приобретением силы
при дворе меняются буквы в имени: так, например,
граф Строганов остался до конца дней Сергеем Григорьевичем, но князь Голицын всегда назывался Сергий Михайлович.
Княгиня умела держаться скромно и благородно даже по отношению к падшим врагам своего рода: в то же самое время, когда в Петербурге злословили графиню Прасковью Ивановну Шереметеву, бывший французский посланник
при русском
дворе,
граф Нельи, описал за границею князя Платона Зубова, к которому свекор княгини, князь Яков Протозанов, «в дом не ездил, а кланялся только для courtoisie [вежливости (франц.).]».
Вслед за этим балом вскоре же начались сборы новобрачных за границу.
Граф устроил так, что поездка его имела дипломатическую цель, это давало ему прекрасное положение
при иностранных
дворах, а также и делало экономию. Княгиня, узнав об этом, сказала только...
Гельбиг, живший в Петербурге в составе саксонской миссии
при нашем
дворе и хорошо знавший придворные тайны, говорит, что привезенная Грейгом принцесса, находясь в Петропавловской крепости, родила
графу Орлову сына, которого крестили генерал-прокурор князь Вяземский и жена коменданта крепости Андрея Григорьевича Чернышева и который получил фамилию Чесменского.
Наблюдавший всю эту любопытную сцену офицер заметил, что Марья Степановна различила разницу посланного ей
графом «adieu» от адресованного Ивану Павловичу «au revoir», но нимало этим не смутилась; что касается самого Ивана Павловича, то он
при отъезде гостей со
двора выстроился у окна и смотрел совсем победителем, а завитки его жестких, как сталь, волос казались еще сильнее наэлектризованными и топорщились кверху.
Отошедший, казалось, на второй план,
при появлении
при русском
дворе графа Джулио Литта, патер Грубер, готовился на самом деле сыграть одну из главнейших ролей в религиозно-политической интриге, затеваемой в России Ватиканом.
— Его величество не мешает веселиться другим, но сам на покой удаляется рано, да и балы будут, как слышно, оканчиваться ранее прежнего. Вот посмотрите, скоро наступит ряд празднеств
при дворе… Вы, конечно, будете их украшением? — обратился с последней фразой
граф к Зинаиде Владимировне.
Первую роль
при дворе императрицы играли женщины: Мавра Егоровна Шувалова, Анна Карловна Воронцова, Наталья Михайловна Измайлова и еще какая-то Елизавета Ивановна, которую, по словам Порошина,
граф А. С. Салтыков назвал: «le vinislre des affaires etrangeres de ce temps la» [Пыляев М. И. Забытое прошлое окрестностей Петербурга.].
В конце 1746 года императрица Елизавета Петровна сосватала за
графа Кирилла Григорьевича Разумовского, несколько, как говорили тогда
при дворе, против его желания, свою внучатую сестру и фрейлину Екатерину Ивановну Нарышкину.
Граф Кирилл Григорьевич, только что сошедший со школьной скамьи, с увлечением бросился в вихрь света. Имя его беспрестанно встречалось в камер-фурьерских журналах: то он дежурным, то форшнейдером; то он вместе с женою генерал-прокурора князя Трубецкого принимал участие в «кадрилье великой княгини», состоявшей в тридцати четырех персонах, которые обретались по билетам, в доминах, белых с золотою выкладкою. Кирилл Григорьевич ежедневно находился в обществе государыни, то
при дворе, то у брата своего.
— Не могу и не хочу я успокаиваться… — начала снова она голосом, в котором слышно было крайнее раздражение, — чем я Оленина, урожденная Родзевич, хуже хоть той же Скавронской, которая играет
при дворе такую роль и выходит замуж за красавца —
графа Литта… Ты видел ее?..
Он действовал в данном случае с разрешения
графа Джулио Литта, который нашел удобным через своего секретаря доводить до сведения могущественного
при дворе русского императора иезуита обо всех беседах его с Павлом Петровичем, дабы донесения его в Ватикан согласовались с таковыми же со стороны Грубера.
— Я слушаю, мне даже очень интересно. Ведь это точно сказка. Польский
граф захватывает убийцу русской княгини и обнаруживает, что вместо оставшейся в живых княжны
при дворе русской императрицы фигурирует дворовая девушка, сообщница убийцы своей барыни и барышни… Так, кажется?..
Ее положение
при дворе спасало ее от грустных последствий такого подчинения —
граф не смел воспользоваться им, боясь светского скандала.
Близость к императору Павлу Петровичу
графа Джулио Литта, ставшего после брака с графиней Скавронской горячим сторонником аббата Гавриила Грубера, ни чуть не умалила значения последнего
при дворе.
Зинаида Владимировна осталась
при дворе, то есть имела возможность каждый день видеть
графа Ивана Павловича и, наконец, очаровать его до такой степени, что он решится покинуть Генриетту Шевалье.
Граф Литта, главный виновник столь приятного для государя события, оттеснил всех прежних любимцев императора, за исключением
графа Ивана Павловича Кутайсова, и получил огромное значение
при русском
дворе.
Вскоре после ссылки Лестока
двор снова переехал в Москву. Там государыня обедала и ужинала у Разумовского, в Горенках, а 17 марта в селе Петровском было обеденное кушанье для тезоименитства его сиятельства
графа Алексея Григорьевича; кушала ее императорское величество и их высочества и первого и второго класса обоего пола персоны. Палили из пушек
при питии здоровьев. Вслед за
двором приехал в Москву и
граф Кирилл Григорьевич.
Александр Васильевич присутствовал, чуть ли не в первые дни своей службы в Петербурге,
при ссылке
графа Левенвольдта. Счастливец этот состоял камергером высочайшего
двора при Екатерине I, был первым вельможей своего времени, отличался щегольскою одеждою, великолепными празднествами и вел большую картежную игру.
Тетки Екатерины Ивановны
при дворе Петра Великого играли весьма важную роль и считались чем-то вроде принцесс крови. Из них Агриппина Львовна вышла за князя Александра Михайловича Черкасского, Александра за знаменитого Волынского, Мария за князя Федора Ивановича Голицына, а Анна за князя Алексея Юрьевича Трубецкого. По матери своей невеста
графа Разумовского происходила от Фомы Ивановича Нарышкина, дяди Кирилла Полуектовича.
Таким образом, когда
двор посещал Малороссию,
граф Кирилл Григорьевич, достаточно подготовленный в Кенигсберге, с пестуном своим переехал в Берлин. Здесь младший Разумовский стал учиться под руководством знаменитого Леонарда Эйлера, старого знакомого Теплова по Петербургской академии,
при которой Эйлер профессорствовал четырнадцать лет.
Честолюбивый фельдмаршал
граф Румянцев-Задунайский не любил Григория Александровича и постоянно завидовал его значению и влиянию
при дворе.
Граф согласился, и Алексей Григорьевич, получивший
при поступлении ко
двору Елизаветы Петровны прозвание Разумовского, стал считаться певчим цесаревны.
— Разве совы так кричат?.. Я ведь безвыездно жил в Петербурге и встречал сов только
при дворе, в виде старых статс-дам… Те не кричат, а ворчат и злословят, — с улыбкой сказал
граф Свиридов.
— Желаю вам счастья,
граф!.. — продолжала, между тем, она как бы подавленным от волнения голосом. — Ваша будущая жена, говорят, писаная красавица, умна, добра… Берегите ее от злых людей,
граф…
При дворе их много… Не давайте вползать к вашему домашнему очагу… Повторяю, желаю вам полного, безраздельного счастья…
Сего же числа отправилась
при дворе ее императорского величества свадьба камергера
графа Кирилла Григорьевича Разумовского с фрейлиною Нарышкиною.
Как ни странно, конечно, теперь назначение в президенты двадцатидвухлетнего юноши, едва выпустившего из рук указку, за которую он поздно ухватился, однако это объясняется не только исключительным положением
графа Алексея Григорьевича
при дворе, но еще тем полным отсутствием людей образованных и способных, которые отличились, особенно в начале царствования Елизаветы Петровны.
Справедливо оценивая практичность советов опытной светской женщины, значительно облегчавших его первые шаги
при совершенно незнакомом ему
дворе,
граф Литта, однако, далеко не считал эти деловые беседы с красавицей такими же приятными, какими были даже те часы созерцания хандрившей в Неаполе Скавронской, лежавшей обыкновенно в своем будуаре на канапе, покрытой собольей шубкой.
Этот заключенный был
граф Левенвольдт. Воображению молодого Суворова снова представилось все слышанное им: долговременная служба
графа Левенвольдта
при дворе, отменная к нему милость монаршая, великолепные палаты, где он, украшенный орденами, блистал одеждой и удивлял всех пышностью.
Около того же времени постигла опала и
графа Строганова, осторожнейшего из людей, когда-либо бывших
при дворе.
Граф Тюрен ввел его в большую приемную, где дожидалось много генералов, камергеров и польских магнатов, из которых многих Балашев видал
при дворе русского императора. Дюрок сказал, что император Наполеон примет русского генерала перед своею прогулкой.